Серая мышь - Страница 24

— Эй, братва, сюда нельзя!

Или:

— Товарищи учителя, немедленно уводите отсюда своих мальцов, разве не видите, что здесь запретзона?

Мы все видели, оттаскивали ребят, ставили их в строй и шли дальше. Пан Бошик отставал от нас, что-то помечал в своем блокнотике. Я, конечно, понимал, что все это значило, хотя делал вид, будто ничего не замечаю. Ждал, когда пан Бошик сам мне все объяснит. Поведал он мне об этом после того, как объехал наш и два соседних района и собирался возвращаться в Луцк. Вечером меня пригласил к себе Юрко.

— Товарищ Гребенюк хотят с вами повечерять, — сказал он.

— Пойдем, Галя, — обратился я к жене. Мы всегда в гости ходили вместе. — Нет, — бесцеремонно заявил Юрко, — товарищ Гребенюк просил, чтобы ты приходил один.

Галя в тот вечер, может, и не пошла бы со мной — она укладывала спать Тарасика, а бабку, которая приходила к нам нянчить сына, она в тот вечер не приглашала. Но я заметил, что слова Юрка обидели и унизили Галю, даже не так слова, как тон, каким они были произнесены. Юрко это понял и произнес с успокоительной ухмылкой — Ты не обижайся, Галю. Меня там тоже не будет. Товарищ Гребенюк с твоим Уласом будут обсуждать школьные вопросы, у них есть свои секреты.

Юрко с отцом все же какое-то время посидели за столом, выпили водки, закусили; пан Бошик благодарил их за гостеприимство, слегка охмелевший, он даже поцеловал руку хозяйке, матери Юрка, смутившейся и почти в испуге отдернувшей руку, — не привыкла, чтобы паны вели себя так с ней, простолюдинкой. Вынося из светлицы посуду, она тут же исчезла.

— Мы с тобой, Улас, сделали большую работу для блага и свободы будущей украинской державы: собрали сведения, которые очень помогут нам и нашим союзникам, когда начнется война. А война неизбежна.

— Кто же наши союзники? — спросил я, не придав значения словам Бошика о войне, о ней часто говорили, но не верилось, что она так близка.

— Кто бы они ни были, это не важно, — уклончиво ответил пан Бошик. — Главное, что это будут враги наших врагов, и мы должны всемерно поддерживать их.

И еще в тот же вечер он рассказал мне, что в Холме прошло совещание узкого круга националистических руководителей, на котором одним из основных был вопрос о создании вооруженных сил ОУН. Предлагалось взять на учет всех годных к военной службе оуновцев и провести с ними учения.

— Союзники обеспечивают нас продовольствием, оружием, боеприпасами и всем необходимым. Короче, будем создавать боевые отряды. Их подготовку согласились вести опытные петлюровские воины, бывшие офицеры Франца-Иосифа, царя Николая, Вильгельма, — все, кто пострадал от большевиков и люто их ненавидит. В настоящее время вся агентура кропотливо изучает сильные и слабые стороны Красной Армии, ее морально-политический уровень. Когда все начнется, мы должны организовать вооруженные выступления в тылу советских войск. Сейчас готовятся политические указания о деятельности ОУН в войне. С первых же дней вести пропаганду среди войск Советов, в основном среди украинцев, организовать подрывные группы на производствах, предприятиях, в административных органах, на транспорте и, по возможности, саботаж. Не будем брезговать и диверсиями по отношению к командирам и политруководителям, в войне с врагом все средства хороши.

Пан Бошик откинулся на спинку деревянного дивана, заложил руки за голову, зажмурил глаза и мечтательно продолжал:

— Хорошо бы к приходу союзнических армий очистить от большевиков хоть часть территории здесь на западе, выйти навстречу союзникам с хлебом-солью и заявить, что ОУН уже кое-что сделала для общей победы, взяла власть в свои руки, навела порядок и теперь заявляет, что хочет вместе с союзнической армией и дальше воевать против Москвы. Эх, если бы за нами пошли народные массы! Трудно с нашим народом, особенно теперь, когда большевистская пропаганда за каких-то полтора года сумела настроить его на свой лад. — Пан Бошик навалился грудью на стол, ударил кулаком по столешнице, его серые глаза налились сталью: — Все будем ломать, формой власти станет у нас политически-милитаристическая диктатура ОУН, создадим специальные суды, которые будут беспощадно карать всех врагов. Вот ты, Улас, считаешься интеллигентом, но ты интеллигент особый, сформировавшийся под влиянием националистических идей. Я верю, такие, как ты, станут со временем настоящими борцами за украинскую державу. Но скажу тебе откровенно: в нашей борьбе интеллигенция сильно навредила. И поэтому я поддерживаю мысль Бандеры о том, что большую часть современной украинской интеллигенции следует просто уничтожить или изолировать. Не дай бог допустить ее к власти, будет то же, что уже однажды произошло в украинской истории…

— Что же произошло? — спросил я, когда пауза затянулась.

Пан Бошик горько усмехнулся, налил себе полстакана водки, хотел было плеснуть и мне, но я накрыл свой стакан ладонью, я пил только в крайних случаях и то рюмку, две, до сих пор не понимаю, какое удовольствие находят люди в этом зелье. А пан Бошик выпил и переспросил:

— Что произошло? Да произошло непоправимое! К власти допустили интеллигенцию, разных там Винниченко и Грушевских. Тебе, конечно, известно из нашей истории, что во время первой мировой войны в Германии была подготовлена дивизия синежупанников, а в Австрии — дивизия серожупанников, и оба эти формирования весной восемнадцатого года прибыли в Киев. Это была боеспособная, национально вышколенная армия. К тому же гетман, тогда еще генерал русской армии Павел Скоропадский, украинизировал целый корпус в русской армии. Но нашим социалистам- украинцам, которые в то время руководили политической жизнью на Украине, господам Винниченко и Грушевскому армия была не нужна, потому что они, как и большинство интеллигентов, были пацифистами, не признавали войны, они нуждались лишь в милиции для поддержания порядка в стране. Да и Павел Скоропадский, мол, русский генерал, к тому же из помещиков. Что из этого вышло, тебе известно. А финские националисты не побоялись того, что генерал Маннергейм тоже был русским генералом и тоже далеко не пролетарского происхождения, и доверили ему судьбу финского народа.