— Может, тебя отвезти? — заботливо спросила Джемма.
Я отказался, поехал автобусом. Признаться, я давно уже не ездил автобусом и, сидя в мягком удобном кресле, с наслаждением подставлял лицо ветру, тугой струей влетавшему в открытое окно, за которым простирался давно знакомый мне пейзаж, никогда не раздражающий меня своим однообразием, привычный, как вид из окна твоего дома. Автобус остановился неподалеку от отеля. Портье довольно пренебрежительно глянул на меня, назвал мне номер, где поселилась дочь; это было на втором этаже. Прежде чем подняться туда, я прошел в туалет, довольно запущенный, — туалетная бумага над умывальником, заменявшая полотенце, была грубой, самого низкого сорта. Заглянул я и в зал бара, дверь туда была открыта; как и в других барах, справа у входа — стойка, в просторном зале тесно стояли столики, пустовавшие в дневное время; посреди торчал невысокий, как боксерский ринг, помост с лесенкой со стороны входа. Заглянул мельком и в соседний, смежный зал, там и вовсе мне не понравилось — дым коромыслом, как говорили у нас в Крае, на окнах — недопитые бутылки с пивом, возле биллиарда двое в майках, с киями в руках, и пьяно глядят друг на друга, руки и плечи у них в татуировках, изо рта вместе с сигаретным дымом извергаются ругательства. У меня вдруг тревожно сжалось сердце от какого-то недоброго предчувствия. Забыв о возрасте, я взлетел по крутой лестнице на второй этаж, постучался в указанный мне номер и, лишь услышав голос дочери, ее веселое «войдите», вытер рукавом пиджака взмокший от волнения лоб и толкнул дверь.
— О, папочка! — Смущенная моим внезапным вторжением, но все равно обрадованная, Калина бросилась обнимать и целовать меня.
От ее легкого халатика, от модно уложенных волос и хорошо ухоженного нежного лица пахло отличными духами, зубы, обнаженные улыбкой, сияли белым кафельным блеском, вероятно, не обошлось без зубного лака, а в глазах — едва заметными перламутровыми искорками слезы, такие бывают от счастья и радости.
— Каким ветром? С кем ты приехал и как меня нашел? — И тут же тревожно: — Что-нибудь случилось?
— Случилось, доченька, случилось, — успокоенный, что Калина здорова и вполне благополучна, безо всяких предисловий сказал я. — Хочу развеяться, побывать на юге Онтарио. Тебе тоже есть что вспомнить, кажется, там у тебя было что-то романтическое. Вот я и хочу, чтобы ты составила мне компанию; одному ехать неохота. Прибыл узнать, когда ты будешь свободна.
— Что это тебя вдруг потянуло на туризм? — медленно спросила она, точно раздумывая, что мне ответить.
— Подробности потом.
— Верно, — услышав в коридоре шаги, вдруг заторопилась она. — Я с тобой с удовольствием поеду, но нужно кое с кем согласовать, у меня, папа, контракт.
Только теперь до меня дошло, что я даже не спросил ее, почему она здесь, в номере, а не у себя дома, что это у нее тут за работа. Дверь открылась, в дверях стоял неопределенного возраста мужчина с довольно поношенным и напудренным лицом; он кивнул мне здороваясь, и вежливо, но довольно строго сказал:
— Мисс, не опаздывать.
— Мне пора, папа.
— Хоть в двух словах объясни, что ты тут делаешь, какая у тебя работа?
— Я подрабатываю в оркестре, тот же рояль, неплохие деньги, однако поздно возвращаться домой небезопасно; вот я и снимаю этот номерок здесь же, в отеле, — и дешево, и сердито. — Она рассмеялась, сбросила халатик, оставшись в светящихся насквозь трусиках и в узеньком, как лента, бюстгалтере. Меня всегда трогало, что Калина, как и в детстве, никогда меня не стыдилась; набросила висевшее на дверце шкафа приготовленное платье, и оно мгновенно скользнуло по ее тонкому красивому телу.
— Вот я и готова. Пошли. У нас репетиция.
— Можно послушать?
— Что ты! Режиссер ужасно сердится, когда присутствует кто-нибудь посторонний. Да и меня это будет сковывать, я ведь еще и пою.
— Ну, хоть за дверью послушаю. — Мне так не хотелось расставаться с Калиной. Но она проводила меня на улицу, до угла гостиницы, постояла у входа и, окончательно убедившись, что я не вернусь, ушла в отель.
Калина мне позвонила в тот же день поздним вечером и обрадованным голосом сообщила, что ей удалось уговорить своего менеджера отпустить ее, сказала, будет звонить мне каждый день и поедет, как только я сообщу ей точную дату. Через несколько дней мне удалось через знакомого чиновника устроиться на экскурсию работников прессы этнических групп по южному Онтарио. Сообщил об этом Калине, она тут же примчалась на своем авто. Выйдя из машины у нашего дома, похлопала по капоту своего полуспортивного «бьюика».
— Я его хорошо подготовила, отличный мастер попался, так что в дороге не подведет, — говорила Калина.
— Нет, дорогая, на сей раз ты оставишь машину в гараже, мы едем туристским автобусом, наконец-то я спокойно поезжу с тобой, не волнуясь, что мы куда-нибудь врежемся.
— О, я с удовольствием! — искренне сказала Калина. — Я тысячу лет не ездила автобусом.
На следующее утро вместе с работниками прессы этнических групп мы собрались перед зданием провинциального парламента. Все было обставлено торжественно и на высшем уровне — умеют наши провинциальные власти делать показуху. Министр по туризму и координатор по министерству от имени премьера нашей провинции пожелали приятного путешествия, заверив, что экскурсия принесет участникам много интересных впечатлений, а канадские граждане разных национальностей узнают из своих газет и журналов о жизни провинции. Потом наш сопровождающий, представитель Министерства туризма, проверил список экскурсантов, еще раз пожелал нам счастливого путешествия, и мы дружно проскандировали «до свидания!».